Писанина

Писанина

Поездка в Иерусалим

-Ты уже видел Израиль? - спросил меня однажды приятель.
-Да нет. Пока не довелось, все некогда.
-Всегда будет некогда, так что собирайся завтра в Иерусалим. Я по делу еду, а как освобожусь, покажу город, посидим в кофейне, ну там, еще что-нибудь найдем. В общем, распрягись на день, пора оглядеться.
И вот я мчусь по трассе. Приятель, под хрип Армстронга вертит одной рукой баранку, другая спокойно лежит на подлокотнике кресла. Скорость под 130, а вид у приятеля - будто правит деревенской клячей - беззаботный и рассеянный. Попутно рассказывает мне о пролетающих мимо поселках, о всякой всячине, лишь бы не молчать. Время от времени перестраиваемся из ряда в ряд. Машины идут плотно, время утреннее, многие спешат на работу. Под музыку, и легкую болтовню приятеля расслабился, лениво гляжу вперед. Метрах в десяти маячит хвост «Субару»...
Визг тормозов, бросок вперед, ремень впивается в грудь.
-Ох-хх! - из меня выходит воздух, не могу сообразить, что произошло. Очухавшись, вижу перед самым капотом нашей машины широкую задницу «Тойоты».
-Ну, козел! - реакция моего приятеля отменная, и «козел» вписывается в ситуацию.
-Он того?- повертел я пальцем у виска.
-Они все здесь того! - прозвучал ответ. У каждого чердак свищет. Ну, я его, сейчас, сделаю...
Наш «Рено» взревел двигателем, затрясся, дернулся вперед. Мой приятель бросает машину в левый ряд. Сзади, визг тормозов «Мицубиши», которая чуть не въехала в наш багажник. Наш «Ренушка» прыгает вперед, и, у-фф!!, «Тойота» легко вписалась в правый поворот, и ушла на другое шоссе. По спине у меня потекла струйка пота, хоть кондиционер в салоне работал вполне исправно...
Куда делась беззаботность моего приятеля. Вцепившись в руль, он вышел на свою полосу.
-Ну козлы, ну козлы, - как заведенный бубнил он, и его уже не радовала любимая Эллочка Фитцжеральд, сменившая хрипатого Армстронга. Он раздраженно выключил музыку, и впился в дорогу. «Ренушка» ревела, как при последнем издыхании, но обгонять мощные «Тойоты» и «Джипы» - не тот уровень.
Я не узнавал своего приятеля. Мягкий, очень добрый человек, готовый последнюю рубашку отдать, превратился в злобное существо. Раза три ему удалось подрезать едущие впереди колымаги, но он не успокаивался, и все бубнил, и бубнил...
- Все, хватит, остановись, - сказал я - Пора отдохнуть. Я устал.
Он злобно глянул на меня, но сбросил скорость, и через пять минут мы стояли на какой то площадке, в покое и тишине.
Я был сердит и напуган.
-Ты что, забыл, как ездят нормальные люди?.
Он виновато глянул на меня:
-Понимаешь, я не знаю, что на меня накатывает, Посмотри, как все ездят. А я что, фрайер? Нет, ты, в самом деле, приглядись!
Всю остальную дорогу, до самого Иерусалима, я внимательно присматривался, как ездят другие. Приятель тоже требовал пригляда. Стоило кому-то нас подрезать,лицо его темнело, и он давил на газ. Но тут я был начеку.
-Это он, идиот, а ты нормальный, успокойся! - И приятель оттаивал.
Пару раз мы были на грани аварии, раз пять, со всей силой, мне в грудь врезался ремень, единожды я чуть не вышиб лбом ветровое стекло, но в Иерусалим мы въехали живые и здоровые...
Мы провели прекрасный день. Я увидел город, о котором мечтал, постоял у Стены плача, посидел в ресторанчике, и поздним вечером мы отправились домой. Машин на дороге было немного. Мы поменялись местами, и я впервые вел машину по Израилю. «Караван» Эллингтона вписывался в эту ночь, и казалось, что музыка рождалась в сей момент. Только она, и никакая другая, уместна в этой ночи. Одной рукой я держал баранку, другая свесилась на подлокотник. Было легко и приятно лететь сквозь ночь...
Скрип тормозов, ремень натянут, перед носом замаячил хвост «Форда».
-Ну козел! Я тебя...
Хохот приятеля отрезвил меня. Он хохотал, сползая с сиденья, он захлебывался в смехе. Я осторожно съехал на обочину, заглушил мотор, и мы, как два придурка, сидели и хохотали. Мимо проносились машины, мелькали удивленные лица, а мы хохотали, и не могли остановиться...
Я не стану покупать себе машину.Сидя в машине, в голове свербит одна только мысль - израильтянин за рулем, это обезьяна с гранатой. Столь же опасен, и непредсказуем.

ОЙ!!!!
- Фима, слушай сюда. Мы и вот пиво сидим, пьем, хорошо так, а у соседа что-то неладно. Слушай:
«Сам по себе сей труд господина Канареева не заслуживает внимания, если бы не одно обстоятельство - он посвящен развенчанию великого пролетарского поэта Владимира Владимировича Маяковского»
-Ицик, с чего шухер?
-Это сосед Шлема. Речь, что ли, репетирует?
«Нет, не мыслимо и нетерпимо, - говорит моими устами русскоязычный народ израильский. Мы не позволим вам, господа хорошие, обливать грязью великого пролетарского поэта и его боевую подругу, дней его суровых, Лилю Юрьевну Брик».
-Это он про кого?
-Да про Маяковского.
-Который про советский паспорт в штанинах?
-Ну.
-А чего он орет?
-От ностальгии может быть. Думает что секретарь райкома. Слыш, от имени всего русскоязычного орет. От нашего тоже.
-Ой!
-Чего ой?
-Оглох, что ли, слушай!
«Мы должны сплотиться, и дать смертельный бой очернителям и низвергателям, заткнуть их черные, изрыгающие хулу рты».
-Странно.
-Что странного?
-Да вот, мы вроде в Израиле, а он как бы в Союзе.
-Говорю, заболел мужик.
-Не знаю, не знаю. А может есть постановление, с космополитами бороться?
-Очумел? Ты где живешь, какое постановление?
-Забыл уже? Постановление обкома, Тель -Авивского. Неспроста орет, точно,постановление.
-Ой! А вдруг и правда? Что - то у меня в голове зашумело. Фима, где я?
-Не знаю, может в Бердичеве.
-Правильно, в Бердичеве. Вон флаг красный, а вон портрет Карла Маркса во всю стену.
-Подожди, это... не красный, это бело-голубой флаг, и портрет...вроде как, рава Абрамовича, а не Маркса. Хотя... Ой...
-Шлема, Шлема! Выдь на балкон!
-Ну чего вам?
-Шлема, мы ничего,... мы как и весь народ,...на борьбу... с очернителями и злопыхателями. Мы заткнем их черные рты! Ты там, в обкоме , скажи, мы, как весь народ.
-Вы что, мужики, перегрелись?
-Но ты же доклад сейчас читал, к пленуму готовился.
-Пить меньше надо! На жаре!! Газету, газету я читал! Вслух! Ривке своей! У нее слуховой аппарат сломался, а на очки внучка села!
-0-0-Й!!

Примечание: Все цитаты взятые в кавычки, истинные, из израильской русскоязычной газеты.

Страсти по ивриту.

1. От забора, до обеда.
Странная метаморфоза происходит с некоторыми оле. Живут себе, живут спокойно, и вдруг, ни с того, ни с сего, врываются в передовой отряд непримиримых борцов с гнилым либерализмом, космополитизмом, низкопоклонством перед Востоком, и, прочими извращениями.
И, как в той, советской жизни, хватаются за перо, и начинают писать в газеты. Кому-то, кажутся неправильными действия правительства, и начинают разбирать его с точки зрения отдельно взятого управдома, кто-то жалуется на засилье религиозных, и, как самым веским аргументом, потрясает цитатами из «библиотечки атеиста», начала пятидесятых прошлого века. Но, особенно, умиляют великие патриоты иврита, клеймящие несознательных «русскоязычных» Правда, пишут они, как правило, на русском, хотя и невооруженным глазом видно, что с детства хорошо трудились над тем, что бы плохо его знать, и добились в этом, больших успехов. Порадовала меня статья такого воителя за иврит: Пишет он запальчиво, и много. Если все цитировать, можно раз, и навсегда перестать понимать русский язык. Так что я осторожно, и самую малость:
«Мы никогда не выйдем из гетто, если будем думать о судьбах русского языка, и отдавать пренебрежение Ивриту».
Правильно, нельзя «отдавать пренебрежение ивриту», надо брать ему. А если на русском еще и думать, то вообще кранты, тогда мы и дальше «…будем жить в галуте, уже живя на своей исторической Родине».
Я очень рад, что русскоязычные добиваются "... хороших успехов в освоении иврита", еще не мешало бы добиться внятнного изложения этого на русском.
«Потому что зря, мы что ли, приехали в Нашу Страну? Пусть на русском языке говорят русские, пусть он будет у них главным, они договорятся до того, что их страна исчезнет."
Понятно, отчего римляне накрылись тазом, а шумеры с инками гикнулись? Не на том языке говорили, и, ка-а-нкретна, да?
Только "Израиль вечен, видите, сколько лет назад он был, и вот вновь возродился, хотя в это никто не верил. И заслуга в этом у языка Иврит…»
Так ему и надо, «руситу» ненавистному, бей по его логике, вяжи падежи. А то, что бы вечен, сколько лет, и потом еще больше, и, возродился, слушай Ивритское радио, читай Ивритские газеты, смотри Ивритское телевидение читай Ивритских писателей.
И никаких послаблений. Кто не с нами, тот против нас. Врагам - по 120 без права переписки каждому, с индивидуальным учетом вины, но без мерехлюндий всяких! Пусть в Негеве озера копают, на благо Ивритского народа.
Боритесь, господа, дерзайте. Ничего, что иврит вы знаете пока хуже, чем русский, а русский - хуже некуда - боритесь!
И, как в советской армии, бывало: «Копать от забора, до обеда!!».
Вот только птичку жалко.

Взятое в кавычки, цитирование из статьи в русскоязычной газете.

2. Олим! Не воняй!
Бедная, бедная Сонечка. Как же я тебе сочувствую. Вокруг, такие, фи-и, олим. Ну как один, вонючие все. Мы, приехали давно с эсэсэрии,и, конечно пахли, но это тогда, и это мы, а эти, эсэнгои, сегодня, ну прям так ... фу-у-у, - эти, сегодня. А мы, вчера, ну пря-ам, а-а-х... А потому, что в упьпане сидели, сидели. Сидели, сидели. Сидели...ну, в общем, и запахли. А что, правильно. Иврит выучили, и на русском говорить стеснялись, разве что так, чуть-чуть, потому что, как заговорим, так сразу... фу-у-у. В общем только в туалете, по большой нужде.
Ты знаешь, Сонечка, они еще и наглые такие. Тут, напротив меня, олим поселился. Окна в окна. Так он жить мне не дает. В ульпан не ходит, в пять утра на работу уезжает. Семья у него - семеро детей и жена. Он их за батраков держит. Целый день то стирают, то моют, то варят, то на базар бегают. А между собой по-русски, по-русски. Прям дикари какие то. Меня в окне увидят, и так, нахально: «Здрасьте! Шалом!»- кричат. Ф-у-у-у. А мужик приезжает с работы часов в восемь вечера. Ну дикарь! С пяти до восьми на работе, и думает что больше моего получит. А вот фиг ему. Я за три часа получу сколько он за месяц. Ну наглый! Думает, что если в России доктором был, так уже умный? Совсем достали. Я им на балкон кухонное ведро опрокинула. Ну наглый! «Вы - говорит - сударыня, пожалуйста, имейте совесть. У меня на балконе не помойка».
Ну на-а-глый! Шуток не понимает.
Поужинают, значит, и всем семейством за стол садятся, придуриваются, будто язык учат. Ульпана будто нет для них. Ну, лодыри!
Вообще, ты знаешь, дети у них уже говорят на иврите, и жена говорит, и мужик ее. Только дома, - все по-русски. Ф-у-у. Ну антисеми-иты! В шабат у них тихо, в синагогу сходят, и сидят как мыши. Даже свет не включают, телевизор не смотрят. Вот мерзавцы! А недавно этот русский новую кипу купил. Ну достали! Тебе хорошо, ты на службе государственной, можешь им показать, куда приехали, а я, вот, так только, поддержать тебя могу. Теперь тоже нос зажимать буду, как увижу оле. В знак солидарности с тобой. Да, еще вот что: Я тоже не буду прощать ни Пушкину, ни Гоголю ихнему, ни всем прочим. Потому что иврита не знали, и, кто-то сказал, что значит, антисемиты. Пусть хоть помрут, не прощу. Что? Померли уже? Ну и хорошо, просить не будут. Жаботинского тоже не прощу, и Бялика. Нечего было на русском писать! Этот, как его, Бен Гурион, тоже русский знал, и Голда Меир, да и ты, русский помнишь! И я?! Ба-тю-шки-и! Дышать нечем! Фу-у-у-у! Антисемиты-ы-ы-!!...

Примечание. НавАяно по мотивам статьи об олим в русскоязычной газете.